ИСААК ЭММАНУИЛОВИЧ БАБЕЛЬ (БОБЕЛЬ) (1894–1940) Русский писатель родился 1 (13) июля 1894 в Одессе на Молдаванке, в семье торговца-еврея. Писать Бабель начал в пятнадцать лет. В течение двух лет писал по-французски – под влиянием Г.Флобера, Г.Мопассана и своего учителя французского языка Вадона. Уже в первых своих рассказах Бабель стремился к стилистическому изяществу и к высшей степени художественной выразительности. Рано выявилось и главное свойство его прозы: соединение разнородных пластов – как языка, так и изображаемого быта. Рассказ В щелочку (1915), в котором герой за пять рублей покупает у хозяйки квартиры право подсматривать жизнь проституток, снимающих соседнюю комнату. Окончив Киевский Коммерческий институт, в 1915 Бабель приехал в Петербург. Первые рассказы (Старый Шлойме, 1913, и др.), опубликованные в Одессе и в Киеве, остались незамеченными. Однако редакторы петербургских литературных журналов советовали Бабелю бросить писательство и заняться торговлей. Так продолжалось больше года – до тех пор, пока он не пришел к Горькому в журнал «Летопись», где и были опубликованы рассказы Элья Исаакович и Маргарита Прокофьевна и Мама, Римма и Алла (1916, № 11). Рассказы вызвали интерес у читающей публики и у судебных органов. Бабеля собирались привлечь к уголовной ответственности за порнографию. Февральская революция спасла его от суда, который уже был назначен на март 1917. Бабель служил в Чрезвычайной Комиссии, в качестве корреспондента газеты «Красный кавалерист» находился в Первой Конной армии, участвовал в продовольственных экспедициях, работал в Наркомпросе, в Одесском губкоме, воевал на румынском, северном, польском фронтах, был репортером тифлисских и петроградских газет. К художественному творчеству вернулся в 1923: в журнале «Леф» (1924, № 4) вышли рассказы Соль, Письмо, Смерть Долгушова, Король и др. Со временем художественная проза писателя оформилась в циклы, давшие названия сборникам Конармия (1926), Еврейские рассказы (1927) и Одесские рассказы (1931). Основой для сборника рассказов Конармия послужили дневниковые записи. Первая Конная, показанная Бабелем, отличалась от красивой легенды, которую сочинила о буденновцах официальная пропаганда. Неоправданная жестокость, животные инстинкты людей затмевали слабые ростки человечности, которые Бабель поначалу видел в революции и в «очистительной» гражданской войне. Красные командиры не простили ему «очернительства». Попытки разглядеть в революции страсть и романтику обернулись для писателя душевной тоской. «Почему у меня непроходящая тоска? Потому, что (...) я на большой, непрекращающейся панихиде», – писал он в дневнике. Своего рода спасением стал для Бабеля фантастический, гиперболизированный мир Одесских рассказов. Действие рассказов этого цикла – Король, Как это делалось в Одессе, Отец, Любка Казак – происходит в почти мифологическом городе. Бабелевская Одесса населена персонажами, в которых, по словам писателя, есть «задор, легкость и очаровательное – то грустное, то трогательное – чувство жизни» (Одесса). Две пьесы – Закат (1927, впервые поставлена в 1927 режиссером В.Федоровым на сцене Бакинского рабочего театра) и Мария (1935, впервые поставлена в 1994 режиссером М.Левитиным на сцене Московского театра «Эрмитаж»), пять киносценариев, среди которых Блуждающие звезды (1926, по мотивам одноименного романа Шолом-Алейхема), публицистика. Бабель был арестован 15 мая 1939 и, обвиненный в «антисоветской заговорщической террористической деятельности», расстрелян 27 января 1940. КОНАРМИЯ «Переход через Збруч» “Поля пурпурного мака цветут вокруг нас, полуденный ветер играет в желтеющей ржи, девственная гречиха встаёт на горизонте, как стена дальнего монастыря”. «Письмо» И тогда Сенька плеснул папаше Тимофей Родионычу воды на бороду, и с бороды потекла краска. И Сенька спросил Тимофей Родионыча: - Хорошо вам, папаша, в моих руках? - Нет, - сказал папаша, - худо мне. Тогда Сенька спросил А Феде, когда вы его резали, хорошо было в ваших руках? - Нет, - сказал папаша, - худо было Феде. Тогда Сенька спросил: А думали вы, папаша, что и вам худо будет? - Нет, - сказал папаша, - не думал я, что мне худо будет. Тогда Сенька поворотился к народу и сказал: - А я так думаю, что если попадусь я к вашим, то не будет мне пощады. А теперь, папаша, мы будем вас кончать... «Мой первый гусь» “Я видел сны и женщин во сне, и только сердце моё, обагрённое убийством, скрипело и текло”. ОДЕССКИЕ РАССКАЗЫ Стилистика Одесских рассказов отличается лаконичностью, сжатостью языка и в то же время яркой образностью, метафоричностью. «Король» Но в это время во дворе появился тот самый молодой человек, который приходил в начале вечера. - Король, - сказал он, - я имею вам сказать пару слов... - Ну, говори, - ответил Король, - ты всегда имеешь в запасе пару слов... - Король, - произнес неизвестный молодой человек и захихикал, - это прямо смешно, участок горит, как свечка... Лавочники онемели. Налетчики усмехнулись. Шестидесятилетняя Манька, родоначальница слободских бандитов, вложив два пальца в рот, свистнула так пронзительно, что ее соседи покачнулись. - Маня, вы не на работе, - заметил ей Беня, - холоднокровней, Маня... Молодого человека, принесшего эту поразительную новость, все еще разбирал смех. - Они вышли с участка человек сорок, - рассказывал он, двигая челюстями, - и пошли на облаву; так они отошли шагов пятнадцать, как уже загорелось... Побежите смотреть, если хотите... Но Беня запретил гостям идти смотреть на пожар. Отправился он с двумя товарищами. Участок исправно пылал с четырех сторон. Городовые, тряся задами, бегали по задымленным лестницам и выкидывали из окон сундуки. Под шумок разбегались арестованные. Пожарные были исполнены рвения, но в ближайшем кране не оказалось воды. Пристав - та самая метла, что чисто метет, - стоял на противоположном тротуаре и покусывал усы, лезшие ему в рот. Новая метла стояла без движения. Беня, проходя мимо пристава, отдал ему честь по-военному. - Доброго здоровьичка, ваше высокоблагородие, - сказал он сочувственно. - Что вы скажете на это несчастье? Это же кошмар... Он уставился на горящее здание, покачал головой и почмокал губами: - Ай-ай-ай... А когда Беня вернулся домой - во дворе потухали уже фонарики и на небе занималась заря. Гости разошлись, и музыканты дремали, опустив головы на ручки своих контрабасов. Одна только Двойра не собиралась спать. Обеими руками она подталкивала оробевшего мужа к дверям их брачной комнаты и смотрела на него плотоядно, как кошка, которая, держа мышь во рту, легонько пробует ее зубами