Владимир Маяковский

                                        Адище города (1913)



                            Адище города окна разбили
                            на крохотные, сосущие светами адки.
                            Рыжие дьяволы, вздымались автомобили,
                            над самым ухом взрывая гудки.
                            
                            А там, под вывеской, где сельди из Керчи -
                            сбитый старикашка шарил очки
                            и заплакал, когда в вечереющем смерче
                            трамвай с разбега взметнул зрачки.
                            
                            В дырах небоскребов, где горела руда
                            и железо поездов громоздило лаз -
                            крикнул аэроплан и упал туда,
                            где у раненого солнца вытекал глаз.
                            
                            И тогда уже - скомкав фонарей одеяла -
                            ночь излюбилась, похабна и пьяна,
                            а за солнцами улиц где-то ковыляла
                            никому не нужная, дряблая луна.


А ВЫ МОГЛИ БЫ?


Я сразу смазал карту будня,
плеснувши краску из стакана;
я показал на блюде студня
косые скулы океана.
На чешуе жестяной рыбы
прочел я зовы новых губ.
А вы
ноктюрн сыграть
могли бы
на флейте водосточных труб?

1913





Нате!


Через час отсюда в чистый переулок
вытечет по человеку ваш обрюзгший жир,
а я вам открыл столько стихов шкатулок,
я — бесценных слов мот и транжир.

Вот вы, мужчина, у вас в усах капуста
где-то недокушанных, недоеденных щей;
вот вы, женщина, на вас белила густо,
вы смотрите устрицей из раковин вещей.

Все вы на бабочку поэтиного сердца
взгромоздитесь, грязные, в калошах и без калош.
Толпа озвереет, будет тереться,
ощетинит ножки стоглавая вошь.

А если сегодня мне, грубому гунну,
кривляться перед вами не захочется — и вот
я захохочу и радостно плюну,
плюну в лицо вам
я — бесценных слов транжир и мот.

[1913]



«Лесенкой» Маяковского называют использовавшийся поэтом способ записи стиха с разрывами строк на
определённом слове и продолжением записи с новой строки, как, например, в стихотворении «Сергею
Есенину»:



Вы ушли,

        как говорится,

                      в мир в иной.

Пустота...

        Летите,

               в звезды врезываясь.

Ни тебе аванса,

               ни пивной.

Трезвость.

. . .



Прозаседавшиеся

Чуть ночь превратится в рассвет,

вижу каждый день я:

Кто в глав,

кто в ком,

кто в полит,

кто в просвет,

расходится народ в учрежденья.

Обдают дождем дела бумажные,

чуть войдешь в здание:

отобрав с полсотни —

самые важные! —

служащие расходятся на заседания.

Заявишься:

«Не могут ли аудиенцию дать?

Хожу со времени она».—

«Товарищ Иван Ваныч ушли заседать —

объединение Тео и Гукона».


Исколесишь сто лестниц.

Свет не мил.

Опять:

«Через час велели прийти вам.

Заседают:

покупка склянки чернил

Губкооперативом».


Через час:

ни секретаря,

ни секретарши нет —

голо!

Все до 22-х лет

на заседании комсомола.


Снова взбираюсь, глядя на ночь,

на верхний этаж семиэтажного дома.

«Пришел товарищ Иван Ваныч?» —

«На заседании

А-бе-ве-ге-де-е-же-зе-кома».


Взъяренный,

на заседание

врываюсь лавиной,

дикие проклятья дорогой изрыгая.

И вижу:

сидят людей половины.

О дьявольщина!

Где же половина другая?

«Зарезали!

Убили!»

Мечусь, оря.

От страшной картины свихнулся разум.

И слышу

спокойнейший голосок секретаря:

«Оне на двух заседаниях сразу.

В день

заседаний на двадцать

надо поспеть нам.

Поневоле приходится раздвоиться.

До пояса здесь,

а остальное

там».


С волнения не уснешь.

Утро раннее.

Мечтой встречаю рассвет ранний:

«О, хотя бы

еще

одно заседание

относительно искоренения всех заседаний!»


1922